Неточные совпадения
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал
говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего
зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
— Я уже просил вас держать себя в свете так, чтоб и
злые языки не могли ничего сказать против вас. Было время, когда я
говорил о внутренних отношениях; я теперь не
говорю про них. Теперь я
говорю о внешних отношениях. Вы неприлично держали себя, и я желал бы, чтоб это не повторялось.
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их,
о нет! но в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни
говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком
зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
«Не спится, няня: здесь так душно!
Открой окно да сядь ко мне». —
«Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно,
Поговорим о старине». —
«
О чем же, Таня? Я, бывало,
Хранила в памяти не мало
Старинных былей, небылиц
Про
злых духов и про девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло…» — «Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда...
Климу давно и хорошо знакомы были припадки красноречия Варавки, они особенно сильно поражали его во дни усталости от деловой жизни. Клим видел, что с Варавкой на улицах люди раскланиваются все более почтительно, и знал, что в домах
говорят о нем все хуже,
злее. Он приметил также странное совпадение: чем больше и хуже
говорили о Варавке в городе, тем более неукротимо и обильно он философствовал дома.
Но, вспомнив
о безжалостном ученом, Самгин вдруг, и уже не умом, а всем существом своим, согласился, что вот эта плохо сшитая ситцевая кукла и есть самая подлинная история правды добра и правды
зла, которая и должна и умеет
говорить о прошлом так, как сказывает олонецкая, кривобокая старуха, одинаково любовно и мудро
о гневе и
о нежности,
о неутолимых печалях матерей и богатырских мечтах детей, обо всем, что есть жизнь.
Но почти всегда, вслед за этим, Клим недоуменно, с досадой, близкой
злому унынию, вспоминал
о Лидии, которая не умеет или не хочет видеть его таким, как видят другие. Она днями и неделями как будто даже и совсем не видела его, точно он для нее бесплотен, бесцветен, не существует. Вырастая, она становилась все более странной и трудной девочкой. Варавка, улыбаясь в лисью бороду большой, красной улыбкой,
говорил...
«Короче, потому что быстро хожу», — сообразил он. Думалось
о том, что в городе живет свыше миллиона людей, из них — шестьсот тысяч мужчин, расположено несколько полков солдат, а рабочих, кажется, менее ста тысяч, вооружено из них,
говорят, не больше пятисот. И эти пять сотен держат весь город в страхе. Горестно думалось
о том, что Клим Самгин, человек, которому ничего не нужно, который никому не сделал
зла, быстро идет по улице и знает, что его могут убить. В любую минуту. Безнаказанно…
И стала рассказывать
о Спиваке; голос ее звучал брезгливо, после каждой фразы она поджимала увядшие губы; в ней чувствовалась неизлечимая усталость и
злая досада на всех за эту усталость. Но
говорила она тоном, требующим внимания, и Варвара слушала ее, как гимназистка, которой не любимый ею учитель читает нотацию.
Сказать ей
о глупых толках людей он не хотел, чтоб не тревожить ее
злом неисправимым, а не
говорить тоже было мудрено; притвориться с ней он не сумеет: она непременно добудет из него все, что бы он ни затаил в самых глубоких пропастях души.
Но, сбросив маску, она часто
зла, груба и даже страшна. Испугать и оскорбить ее нельзя, а она не задумается, для мщения или для забавы, разрушить семейное счастье, спокойствие человека, не
говоря о фортуне: разрушать экономическое благосостояние — ее призвание.
В политике, которая в наше время играет господствующую роль, обычно
говорят не об истине и лжи, не
о добре и
зле, а
о «правости» и «левости»,
о «реакционности» или «революционности», хотя такого рода критерий начинает терять всякий смысл.
Марксист-революционер (я не
говорю о социал-демократе эволюционном и реформаторском) убежден, что он живет в непереносимом мире
зла, и в отношении к этому миру
зла и тьмы он считает дозволенным все способы борьбы.
Во-вторых,
о больших я и потому еще
говорить не буду, что, кроме того, что они отвратительны и любви не заслуживают, у них есть и возмездие: они съели яблоко и познали добро и
зло и стали «яко бози».
За чаем стали опять
говорить о привидениях и
злых духах. Захаров все домогался, какой черт у гольдов. Дерсу сказал, что черт не имеет постоянного облика и часто меняет «рубашку», а на вопрос, дерется ли черт с добрым богом Эндури, гольд пресерьезно ответил...
— Эх! — сказал он, — давайте-ка
о чем-нибудь другом
говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать,
злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
Об отношении Л. Толстого к Руссо я еще буду
говорить в связи с учением
о непротивлении
злу насилием и его анархизмом.
Все страдают от своей измены церкви, а
говорят внешне и без права
о зле и насилиях в церкви.
«Совершенно, совершенно как я, мой портрет во всех отношениях, —
говорила про себя Лизавета Прокофьевна, — самовольный, скверный бесенок! Нигилистка, чудачка, безумная,
злая,
злая,
злая!
О, господи, как она будет несчастна!»
У Морока знакомых была полна фабрика: одни его били, других он сам бил. Но он не помнил ни своего, ни чужого
зла и добродушно раскланивался направо и налево. Между прочим, он посидел в кричном корпусе и
поговорил ни
о чем с Афонькой Туляком, дальше по пути завернул к кузнецам и заглянул в новый корпус, где пыхтела паровая машина.
Она
говорит о том, что Аллах Акбар и Магомет его пророк, что много
зла и бедности на земле и что люди должны быть милостивы и справедливы друг к другу».
— Ах! Ты не про то! — закричал Лихонин и опять высоким слогом начал
говорить ей
о равноправии женщин,
о святости труда,
о человеческой справедливости,
о свободе,
о борьбе против царящего
зла.
Наконец я обратился к самому свежему предмету моих недоумений: отчего сначала
говорили об Мироныче, как
о человеке
злом, а простились с ним, как с человеком добрым?
Расскажи им, как твою мать оставил
злой человек, как она умирала в подвале у Бубновой, как вы с матерью вместе ходили по улицам и просили милостыню; что
говорила она тебе и
о чем просила тебя, умирая…
Стеклянная старинная чернильница с гусиными перьями — Родион Антоныч не признавал стальных —
говорила о той патриархальности, когда добрые люди всякой писаной бумаги, если только она не относилась к чему-нибудь божественному, боялись, как огня, и боялись не без основания, потому что из таких чернильниц много вылилось всяких
зол и напастей.
В слободке
говорили о социалистах, которые разбрасывают написанные синими чернилами листки. В этих листках
зло писали
о порядках на фабрике,
о стачках рабочих в Петербурге и в южной России, рабочие призывались к объединению и борьбе за свои интересы.
— Я
говорил, — продолжал Павел, — не
о том добром и милостивом боге, в которого вы веруете, а
о том, которым попы грозят нам, как палкой, —
о боге, именем которого хотят заставить всех людей подчиниться
злой воле немногих…
— Унзер? — Шурочка подняла голову и, прищурясь, посмотрела вдаль, в темный угол комнаты, стараясь представить себе то,
о чем
говорил Ромашов. — Нет, погодите: это что-то зеленое, острое. Ну да, ну да, конечно же — насекомое! Вроде кузнечика, только противнее и
злее… Фу, какие мы с вами глупые, Ромочка.
— Увы! подобные перерождения слишком редки. Раз человека коснулась гангрена вольномыслия, она вливается в него навсегда; поэтому надо спешить вырвать не только корень
зла, но и его отпрыски. На вашем месте я поступил бы так: призвал бы девицу Петропавловскую и попросил бы ее оставить губернию. Поверьте, в ее же интересах
говорю. Теперь, покуда дело не получило огласки, она может похлопотать
о себе в другой губернии и там получить место, тогда как…
Оговариваюсь, впрочем, что в расчеты мои совсем не входит критическая оценка литературной деятельности
Зола. В общем я признаю эту деятельность (кроме, впрочем, его критических этюдов) весьма замечательною и
говорю исключительно
о"Нана", так как этот роман дает мерило для определения вкусов и направления современного буржуа.
— Но пресса… вы понимаете?.. вы
говорите, что это сила… прекрасно!.. но сила… и притом… Откуда, спрашиваю вас,
зло?.. Но положим, однако ж… допустим, что это сила… пусть будет по-вашему… Но это сила…
О! го-го-го!
О, он и теперь был
зол,
говорил грубо, небрежно, с досадой и нетерпением.
— Что-о-о? Вот люди! Так мы мало того, что старые дети, мы еще
злые дети? Варвара Петровна, вы слышали, что он
говорит?
Но все-таки в овраге, среди прачек, в кухнях у денщиков, в подвале у рабочих-землекопов было несравнимо интереснее, чем дома, где застывшее однообразие речей, понятий, событий вызывало только тяжкую и
злую скуку. Хозяева жили в заколдованном кругу еды, болезней, сна, суетливых приготовлений к еде, ко сну; они
говорили о грехах,
о смерти, очень боялись ее, они толклись, как зерна вокруг жернова, всегда ожидая, что вот он раздавит их.
Я вспомнил, что вот так же
говорил о господах извозчик Петр, который зарезался, и мне было очень неприятно, что мысли Осипа совпадают с мыслями того
злого старика.
На моих глазах, как я
говорил, по случаю моей книги, в продолжение многих лет учение Христа и его собственные слова
о непротивлении
злу были предметом насмешек, балаганных шуток и церковники не только не противились этому, но поощряли это кощунство; но попробуйте сказать непочтительное слово
о безобразном идоле, кощунственно развозимом по Москве пьяными людьми под именем Иверской, и поднимется стон негодования этих самых православных церковников.
Рассуждая
о значении нагорной проповеди и в особенности
о непротивлении
злу, автор, не имея надобности, как это делают церковные, скрывать значение ее,
говорит: «Христос действительно проповедовал полный коммунизм и анархию; но надо уметь смотреть на Христа в его историческом и психологическом значении.
Он
говорит, что заповедь
о непротивлении
злу насилием значит то самое, что она значит, тоже и
о заповеди
о клятве; он не отрицает, как это делают другие, значение учения Христа, но, к сожалению, не делает из этого признания тех неизбежных выводов, которые в нашей жизни сами собой напрашиваются при таком понимании учения Христа.
«Не заботясь
о завтрашнем дне, —
о том, что есть, и что пить, и во что одеться; не защищая свою жизнь, не противясь
злу насилием, отдавая свою жизнь за други своя и соблюдая полное целомудрие, человек и человеческий род не могут существовать», — думают и
говорят они.
Идеал — любить врагов, ненавидящих нас; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться, — не делать
зла врагам,
говорить о них доброе, не делать различия между ними и своими согражданами.
За обедом Варвара не могла удержаться, чтобы не передать того, что слышала
о Пыльникове. Она не думала, будет ли это для нее вредно или полезно, как отнесется к этому Передонов, —
говорила просто со
зла.
А кабы,
говорит, был ты, Ваня, беден и работал бы, был бы ты и
зол, да и
о чести не заботился бы, а?
Иногда они беседовали
о прочитанных книгах, и Кожемякин ясно слышал, что Люба с одинаковым интересом и восхищением
говорит о добрых и
злых героях.
Собака взглянула на него здоровым глазом, показала ещё раз медный и, повернувшись спиной к нему, растянулась, зевнув с воем. На площадь из улицы, точно волки из леса на поляну, гуськом вышли три мужика; лохматые, жалкие, они остановились на припёке, бессильно качая руками, тихо
поговорили о чём-то и медленно, развинченной походкой, всё так же гуськом пошли к ограде, а из-под растрёпанных лаптей поднималась сухая горячая пыль. Где-то болезненно заплакал ребёнок, хлопнула калитка и
злой голос глухо крикнул...
— Вот — умер человек, все знали, что он —
злой, жадный, а никто не знал, как он мучился, никто. «Меня добру-то забыли поучить, да и не нужно было это, меня в жулики готовили», — вот как он
говорил, и это — не шутка его, нет! Я знаю! Про него будут
говорить злое, только
злое, и
зло от этого увеличится — понимаете? Всем приятно помнить
злое, а он ведь был не весь такой, не весь! Надо рассказывать
о человеке всё — всю правду до конца, и лучше как можно больше
говорить о хорошем — как можно больше! Понимаете?
— Это почему? — спросила Елена. — Подумаешь, вы
говорите о какой-нибудь
злой, неприятной старухе. Хорошенькая молоденькая девочка…
Как я ни привык ко всевозможным выходкам Пепки, но меня все-таки удивляли его странные отношения к жене. Он изредка навещал ее и возвращался в «Федосьины покровы»
злой. Что за сцены происходили у этой оригинальной четы, я не знал и не желал знать. Аграфена Петровна стеснялась теперь приходить ко мне запросто, и мы виделись тоже редко.
О сестре она не любила
говорить.
О ведьмах не
говорят уже и в самом Киеве;
злые духи остались в одних операх, а романтические разбойники, по милости классических капитан-исправников, вовсе перевелись на святой Руси; и бедный путешественник, мечтавший насладиться всеми ужасами ночного нападения, приехав домой, со вздохом разряжает свои пистолеты и разве иногда может похвастаться мужественным своим нападением на станционного смотрителя, который, бог знает почему, не давал ему до самой полуночи лошадей, или победою над упрямым извозчиком, у которого, верно, было что-нибудь на уме, потому что он ехал шагом по тяжелой песчаной дороге и, подъезжая к одному оврагу, насвистывал песню.
— Нет ни мудрых волшебников, ни добрых фей, есть только люди, одни —
злые, другие — глупые, а всё, что
говорят о добре, — это сказка! Но я хочу, чтобы сказка была действительностью. Помнишь, ты сказала: «В богатом доме всё должно быть красиво или умно»? В богатом городе тоже должно быть всё красиво. Я покупаю землю за городом и буду строить там дом для себя и уродов, подобных мне, я выведу их из этого города, где им слишком тяжело жить, а таким, как ты, неприятно смотреть на них…
И слабеньким своим голосом он долго
говорил Чекко
о том, что затеяно в жизни ее честными людьми,
о том, как они хотят победить нищету, глупость и всё то, страшное и
злое, что рождается глупостью и нищетой…